Саша Кругосветов

В августе родителям сообщили, что школа у Преображенской церкви, в которой Максим отучился три класса, работать не будет.

Число школ в городе сократилось, и теперь не всем ровесникам Максима удавалось до них добраться. С осени начались перебои с продуктами, в домах не было тепла, освещения и водоснабжения, жители экономили силы – старались меньше двигаться.

В ночь с 6 на 7 сентября – первый авиа-налет. Взрывы на Невском были слышны у них дома, а утром о бомбежке сообщили по радио.

Максим понял, что игры закончились!

Чуть позже в город пришли артобстрелы, и после этого с каждым днем немецкие удары усиливались.
( Collapse )

Невысокий, но мускулистый офицер бесстрастно следил за игрой настроений на лице долговязой пассажирки.

– Чем могу помочь, fru? – спросил он на шведском.

«Японский мускулоид принял меня за шведку – неплохо для начала! Герм любит говорить, что у меня нордический тип», – подумала Энн и ответила на английском:

– О боже, я не fru и не миссис, а мисс или, в крайнем случае, fröken, если хотите.
( Collapse )

42 (окончание главы)

Но все получилось совсем иначе. Лера приехала, как обещала. И это было здорово. У Германа с Лерой началась новая семейная жизнь. Счастливая семейная жизнь. Ана же почему-то не торопилась возвращаться в Россию. Вначале сообщила, что у нее появился выгодный контракт. Она ждала его полгода, и вот сейчас все сложилось. Но это ничего не меняет. Просто она приедет попозже. Не сейчас, а через месяц. Или через полтора.

Герман с Аной все время были на связи. Потом ее возвращение отодвинулось еще на полтора месяца. А через некоторое время ее звонки прекратились. Сами собой. Раз, и прекратились. Его вызовы оставались безответными. На письма, посланные по имэил, скайпу, мессенджеру – никакой реакции. Непонятно. Совершенно так же, как это случилось в их переписке год назад. Тогда она зачем-то сменила номера телефонов и ники аккаунтов. И исчезла. Похоже, что снова приняла решение лечь на дно. Такая вот «Yellow Submarin». Ну, решила остаться, так бы и сказала. И потом, она забыла, что ли? Ей ведь надо операцию делать.

От Майами у Германа осталась только визитка «Van Dyke Cafe». Он позвонил туда. Может, она бывает там иногда. В общем, это заведение действительно было одним из символов Майами-Бич, а то и всего Майами. Автоответчик сообщил, что с января 2014-го ресторан закрыт. Владелец здания решил сдать помещение в аренду. У Германа неприятно заныло сердце.
( Collapse )

40

На следующий день они несколько раз говорили по телефону, обменивались письмами. Все было как раньше. Будто они не провели два года врозь на разных континентах. Он почувствовал, что Ана приняла его. Нет, не зря все-таки он решился на эту поездку.

– Не заказывай такси. Я заеду за тобой в отель – сказала она по телефону. – Отвезу в аэропорт.

Все, как раньше. Ана и прежде любила провожать его.

На прощание она сказала:

– Какая я глупая. Конечно, надо было оставшееся время провести в твоем отеле. Все получилось так неожиданно. Прости меня.

У Германа было спокойно на душе. Ему не хотелось думать о будущем.

( Collapse )

В номере 37 от 28 октября 2016 г. «Литературная Россия» предоставила разворот для рассказов Саши Кругосветова. Публикация озаглавлена «На краю бездны». В нее вошли отрывок «Это было сродни помешательству» и рассказ «Смерть Арона».

«Это было сродни помешательству» – отрывок из уже публиковавшегося у меня в ЖЖ рассказа «Очнись, Руслан!». Рассказ «Смерть Арона» также знаком некоторым из давних читателей моего блога, но его я представлял в ЖЖ достаточное время назад, так что для многих из вас это произведение окажется новым.

В официальной печати оба текста публикуются впервые. Ознакомиться с ними на сайте «Литературной России» вы можете, пройдя по ссылке:

http://www.litrossia.ru/item/9398-sasha-krugosvetov-na-krayu-bezdny

 

Лирическая тетрадь (продолжение)


Осень любви

Небесные глаза – серые лужицы,
Вишни губ поблекли.
Ни радости, ни грусти,
Тусклый свет безразличия –
Дождь, осень любви.

( Collapse )

Лирическая тетрадь (продолжение)


Я – Лев, ты – Весы

Я – Лев, ты – Весы. Я – огонь, ты – ветер.

Ты, если б ты знала, какая ты, – потрясающая, легкая, быстрая, стремительная, смелая и свободная.

Ветер – победитель всех стихий. Раздувает огонь, вздымает волны на море, обрушивает снежные лавины, выветривает и разрушает горы.

Ветер пришел ко мне, раздул огонь любви в моем сердце. Что я могу сделать для ветра? Только обогреть; если хватит сил – иссушить, раскалить его своей любовью, сделать ветер грозным и беспощадным, всесокрушающим, как это великое чувство... Если хватит сил.

Ветер манят путешествия и странствия. Бесполезно пытаться запереть, спрятать его в клетку. Придет момент, и ты оставишь меня, унесешься в дальние края, туда, где много других огней, которые манят и ждут тебя, о моя недолгая любовь.

Огонь разгорается, он счастлив, он живет, пока рядом с ним ветер. Также и я – живу тобой, счастлив, ловлю каждое мгновение, пока ты со мной, дорогая.

Потому что я – огонь, а ты – ветер.

( Collapse )

Клошарка Elizabeth

Бродяжке снится Южный канал старинного города Сет. Ей шестнадцать. Ее мальчику тоже, наверное, шестнадцать. Или больше? – кто его знает, скорее лет двадцать, он уже студент. Они катаются на лодке, мальчик гребет, она сидит напротив.

На ней легкое прозрачное светло-синее креп-жоржетовое платье. Больше ничего. Ветер поднимает подол, закрывает лицо, открывает – смотрите, вот они – девичьи прелести, играет рыжеватыми кудряшками. Ах, как смешно, как забавно!
( Collapse )

Сванидзе на Эхе Москвы вещал о Шарли Эбдо, опубликовавшем карикатуру на гибель нашего лайнера над Синаем:
"Кому-то это может нравиться, кому-то не нравиться как мне. Мне «Шарли Эбдо» не нравится. Я вовсе не поклонник этого журнала. Не доставляет удовольствия и это не мое чувство юмора скажем так щекочет и возбуждает. Нет. У меня оно другое. Но, тем не менее, не нравится – не читайте. Чего же по каждому поводу оскорбляться, возмущаться. Ну мало ли чем мы можем возмутиться. Кого-то чья-то короткая юбка возмутит, кого-то пионерский галстук, кого-то тарелка борща, потому что он украинский. Мало ли кого что возмущает. Мало ли кого что оскорбляет. "
Перегнули, Николай Карлович - что же по каждому поводу возмущаться? Смеются над гибелью наших соотечественников, а для вас это украинский борщ, который кому-то не нравится. Для вас - это короткая юбка. Стыдно, Николай Карлович, очень уж хочется остаться демократичнейшим из либеральных или либеральнейшим из демократичных. Ни слова в простоте. Даже об очевидном не хватает мужества сказать откровенно. Нет - чтобы сказать: некрасиво, дико, оскорбительно. Да, вас оскорбить никому не удастся. Правильно вы сами о себе говорили: "У меня гибкий позвоночник".